А у нас наконец-то самый разгар цветения, и просто упоительно-прекрасный, сияющий май! И даже караван туч, что сегодня мрачно бродили по небу, степенно прогуливаясь, и пряча слепящее сияние солнца в сизый бездонный карман, не смог этого испортить! Пока сирень потихонечку распускается, черёмуха колосится вовсю!!!! Ах, какой же пряный, медвяный ветер носится по дворикам и скверам!!!! Расцвела китайка, на смену ирге пришёл боярышник, снежные шапки соцветий выставляет напоказ рябинка, перисто-зелёная карагана отсвечивает золотом, так же, как и кусты барбариса и крыжовника, а в зелёной траве желтеет чистотел, утопающий в одуванчиковом море!
А ещё Тени удалось узреть цветение редких для наших краёв растений: шиловидного флокса - нежно-сиреневого и белого (это тот самый потрясающий низкорослый цветочек, ковром устилающий газоны и лужайки! Именно его используют японские садовники, чтобы создать совершенно фантастические ландшафты!), отважно карабкающегося по альпийской горке, и крупные цветы ветренницы - белые, с пушисто-золотистыми тычинками...Ай, какая же она красавица!
А в Поднебесной уже отцвёл персик...А Тень-растяпа не показала!!!! Яй, как неудобно получилось...Делюсь нежными стихами и чудесными фотографиями! Благодарю странички:
https://weibo.com/u/1039560417
https://weibo.com/u/2014262983
https://weibo.com/u/1402893130

Персиковые цветы в храме Далинь
В четвертый месяц в нашем мире
кончаются цветы,

А в этом горном храме персик
сегодня лишь расцвел.

Я горевал - весна уходит,
ее вернуть нельзя.

Как мог я знать, что по дороге
она зайдет сюда.
(Бо Цзюйи (772-846), Перевод: Эйдлин Л.З.)
Под морем - чудные стихотворные строки, красивые интерпретации, чуток истории и не менее чудные фото)))))

Обращаюсь к шилану Гао
На небе персик яшмовый
　 　　цветет средь вешних рос,
У солнца в пышном облаке
　 　　алеет абрикос.
Но лотос белый — тот, чей дом —
　 　　Осенняя Река,
Восточный ветер не корит,
　 　　что сам не цвел пока.
(Гао Чань (эпоха Тан))
Примечания:

В этом стихотворении с двойным смыслом содержится вполне понятное средневековому китайцу иносказание: поэт, живущий в провинции, рассчитывает на протекцию высокопоставленного родственника, служащего при дворе в должности шилана. Шилан — здесь: товарищ (= заместитель) министра.

На небе … и далее: … у солнца в пышном облаке… — имперские символы. Императорский дворец традиционно сравнивался с небом. А палаты, где жил император, именовались "девятым небом" (т.е. наивысшим из небес). Солнце — это средоточие мужской стихии "ян" на небесах — отсюда "солнце" как один из эпитетов императора (в качестве земной ипостаси "ян").

… персик яшмовый… и далее (в параллель к первой строке): … [алеющий] абрикос — намек на высокопоставленного родственника, чьей помощью хочет заручиться автор. Здесь также ещё и намек на "яшмовые" персики, произраставшие в садах мифического Небесного Императора. По легенде, всякий отведавший их получал бессмертие. В китайской поэзии, слово "яшмовый" традиционно употребляется как синоним слова "красивый" или "прекрасный". Например: "яшмовый лик" девушки.

… лотос белый — намек поэта на самого себя. Данное сравнение подчеркивает как явные таланты просящего (явно заслуживающие лучшего применения), так и его теперешнее положение — ведь растёт-то лотос посреди болота, однако цветок его чудесно благоухает, оставаясь к тому же ещё и незапятнанным болотной грязью.

Восточный ветер — традиционный в китайской поэзии символ наступления весны, здесь также иносказательно: внимание властей предержащих к судьбе просящего, способное помочь "расцвету" его таланта.

* * *
Лю Юйси в своей карьере испытал множество перипетий. Его дважды понижали в должности, и он долго служил наместником в разных округах в провинции. Стихотворение с элементами иносказательной политической сатиры написано им в 815 году, когда поэт вернулся в Чанъань после 10 лет ссылки в Ланчжоу, после чего был опять понижен в должности и отправлен в провинцию, в Ляньчжоу, потому что стихотворение задело чувства власть имущих.

В десятый год под девизом Юаньхэ вернулся из Ланчжоу в столицу, в шутку преподношу любующимся цветением чиновникам.
Все в красной пыли на столичной дороге,
спешите в саду побывать,
И каждый сюда обещает вернуться:
смотреть на цветенье опять.
Здесь тысяча персиковых деревьев
у храма Сюаньдугуань*,
Все были посажены после того,
как отсюда уехал Лю Лан.
(Лю Юйси, (772 -- 842), Перевод: Алёна Алексеева)
*Храм Сюаньду: даосский монастырь, расположенный в южном пригороде Чанъани.

Поэт называет себя Лю Лан (букв. Господин Лю), с намеком на древнюю легенду: по преданию, однажды Лю Чэнь и Жуань Чжао отправились на охоту в Тяньтайские горы, и набрели на прекрасную долину, где травы и деревья дивно благоухали. Лю Чэнь и Жуань Чжао встретили там двух красавиц-фей, и остались у них в гостях. Когда же оба героя вернулись домой, то их встретили потомки в седьмом поколении. Впоследствии они вновь возвращались в Тяньтайские горы, но фей там уже не нашли. На основе этой легенды возникла поговорка, чэнъюй: ушедший и вернувшийся господин Лю 前度刘郎 (о человеке, возвратившемся в полюбившееся ему место).

Лю Юйси сравнивает тысячи персиковых деревьев в монастырском саду с выскочками, молодыми и богатыми сановниками, занявшими влиятельные должности при императорском дворе, людьми которых интересовало вовсе не процветание государства, а лишь дворцовые интриги да собственное благополучие. В этой мирской суете («в красной пыли») самодовольно бахвалясь («обещают вернуться»), они вызывают у автора лишь саркастическую улыбку.

Через 14 лет Лю Юйси опять возвращается из ссылки в столицу и пишет второе стихотворение: «Во второй раз посещаю Сюандугуань». В нем он использует ту же метафору, и уверен, что выскочек и карьеристов ждет одна судьба. Все они, некогда популярные, «цветущие», «увянут», устранены историей…

«Во второй раз посещаю Сюандугуань».
В саду на сто му половина дорожек
покрыта зеленым мхом,
Увяли цветущие персики все,
лишь капуста цветет кругом.
Где нынче Святые даосы, вернутся ли –
персики снова сажать?
Кто мог бы подумать, что, старый Лю Лан, все ж
сюда я прибуду опять.
(Лю Юйси, (772 -- 842), Перевод: Алёна Алексеева)

Еще одна аллюзия в первой части стихотворения – на известное четверостишие другого танского поэта Цуй Ху «Написал в южном предместье столицы».

«Написал в южном предместье столицы».
Прошедшей весной в этот день, вспоминаю,
увидел в саду у ворот:
Ланиты девичьи, как персик цветущий,
кто алым кого превзойдет?
Где нынче те девичьи щечки – не знаю,
теперь опустел этот сад,
Лишь персик цветущий как прежде алеет
и ветру весеннему рад.
(Цуй Ху (772 — 846), Перевод: Алёна Алексеева)

На мелодию «Цветы магнолии»
Лю Лан уже стар я, вернусь ли назад,
Пускай даже будет там персик цветущий
по-прежнему радовать взгляд.
Но песню пипа мне послушать бы тут,
Найти красный терем в глубоком дворе,
там, где иволги звонко поют…

Но песня смолкает, от музыки пьян,
Мне кажется, слез много больше теперь,
чем у Бо возле речки Сюньян.
Хоть ветер Восточный – на тысячи ли,
Разбита страна, и на горы и реки
багровые краски легли.
(Чжу Дуньжу (1081～1159) Перевод: Алёна Алексеева)
Чжу Дуньжу переосмысливает эти строки: в перипетиях жизни утрачено все: родина, семья, друзья… но персик весной снова расцветет, и от этого становится еще горше. Автор, находящийся хотя и не в ссылке, но за тысячи ли от родных краев, занятых завоевателями, живущий на чужбине без надежды на возвращение, чувствует себя старым и усталым человеком, утратившим вкус к прежним радостям разгульной жизни.
Все, чего он теперь желает, это слушать музыку пипа
Переживания от музыки переплетаются и дополняются наполняющей сердце поэта скорбью от разрухи родной страны и потери семьи.