Happily ever after

16-11-2017 18:49 Денацификация Украины по Фромму

По Фромму, «социальный характер» – это явление, присущее самым широким слоям населения (в первую очередь Фромм исследовал социальный характер среднего класса, мелкой буржуазии, «обывателя»). «Социальный характер» создаётся системой образования, религией, одобренными институтами культуры и плюс к тому – воспитанием в семье.
По Фромму получается, что различным обществам, различным классам внутри общества присущ свой «социальный характер». Но поскольку правящие классы и слои имеют возможность транспортировать вниз (в целом на общество) выгодный им социальный характер, то они, естественно, прививают тем классам, которые не допущены к власти, выгодные им социальные характеры (ценности и модели поведения). То есть, как бы мы сейчас сказали, происходит навязывание чуждого классового характера.

Фромм полагал, что «социальный характер» играет важную роль «фильтра», то есть те, кому «социальный характер» уже навязан, в принципе не способны воспринять такие идеи и идеалы, которые не соответствуют этому «социальному характеру». И не потому, что они понимают (то есть сознательно, аргументированно рассматривают) эти идеалы как чуждые себе, а потому, что они эти идеалы не могут понять, у них совершенно иное мышление, у них другой внутренний язык.

То есть ты можешь обращаться к этим людям с пропагандой, но они не поймут тебя – социальный характер уже создал барьер, который запрещает им понимать тебя, воспринимать предлагаемые тобой образы, идеи и аргументы. Если же ты пробился сквозь этот барьер, то ты тем самым создал для носителя этого социального характера невыносимые условия, поскольку ты ему объяснил, что на самом деле он – скотина.
Очень тяжело жить, осознав себя скотиной.

Защитные механизмы для того и существуют, чтобы не допускать таких вещей, не подвергать конкретную особь такому стрессу, – не потому, что это её невротизирует (она и так неизбежно невротизирована в современном обществе), а потому, что это загоняет её уже на уровень психоза, то есть полностью выбивает из нормального состояния.

В принципе, это соответствует современной психологической теории, согласно которой для успешной терапии сначала нужно выбить человека из зоны комфорта (как говорил Эрик Берн, «лечит любовь, война и психотерапия»), принудив его стать более восприимчивым к «неудобной» информации, но этого не достаточно – после этого нужно предложить ему «лекарство», приемлемый выход из ситуации.

Следующий момент, который важен для нашего рассмотрения – это описанное Фроммом явление «социальной некрофилии».
Социальный некрофил – это такой человек, который ориентирован не на жизнь, а на смерть. Фромм писал, что человек с некрофильской ориентацией чувствует влечение ко всему неживому, ко всему мертвому: трупам, гниению, нечистотам, грязи, а также и к зеркально обратному варианту неживого: к стерильности (стерильно чистые витрины, автостоянки и т.п.) и к механизмам. К памятниками, голодоморам, культу мёртвых и так далее.

В частности, Фромм говорит, что явным типом социального некрофила был Гитлер. Гитлер был очарован разрушением и находил удовольствие в запахе мертвого. И если в годы его успеха могло создаться впечатление, что он пытается уничтожить лишь тех, кого он считал врагами, то последние дни «гибели богов» показали, что Гитлер испытывал глубочайшее удовлетворение при виде тотального и абсолютного разрушения – при уничтожении немецкого народа, людей своего окружения и самого себя.

Фромм утверждал, что некрофилы живут прошлым и никогда не живут будущим. Настоящий революционер/творец/созидатель «опрокинут в будущее», ситуация здесь и сейчас не является для него сверхценной, но он не живет и прошлым (это сентиментальное настроение, которое парализует активность). Он живет будущим.

Для социального некрофила характерна также установка на силу. Сила, с его точки зрения, есть способность превратить человека в труп. Социальный некрофил рассматривает силу как единственный метод производства не изменений, а разрушений. Задача революционера/творца в том, чтобы произвести изменения, а социальный некрофил производит только разрушения.
Он потому и обречен на поражение, что пока он борется с другими такими же, которые производят разрушения, он может проигрывать или выигрывать – все зависит от баланса сил, от везения, от числа сторонников и т.д.; а как только он столкнулся с теми, кто нацелен не на разрушение, а на изменения, он столкнулся с более совершенным проектом, более глубоко эшелонированным. У носителей созидательного проекта даже внутренне, психологически, морально остается еще какая-то часть себя для того, чтобы потом, когда война кончится, найти силы на созидание, на позитивное изменение. Поэтому, естественно, у них сил больше, у них есть этот запас – НЗ, которого у социального некрофила нет.

Для того, кто любит жизнь, основной полярностью является полярность между мужчиной и женщиной. Для социального некрофила существует совершенно иная полярность – между теми, кто имеет власть убивать и теми, кому эта власть не дана. Для некрофила существует только два пола: властвующие и лишенные власти, убийцы и убитые. Некрофилы влюблены в убивающих и презирают тех, кого убивают.

Социальный некрофил, оказавшись в плену, обречен на то, чтобы сдаться. Он, говоря уголовным жаргоном, «ссучивается». Его можно раздавить, завербовать, обратить против его «побратимов». Потому что он лишен субъектности, он орудие. Сразу включается «я не знал, меня обманули, я не такой».

Нацистский активист – это типичный взбесившийся мелкий буржуа. Как Ленин когда-то определял, скажем, анархиста как взбесившегося от ужасов капитализма мелкого буржуа, так и социальный некрофил – именно взбесившийся мелкий буржуа. Он ведет себя радикально потому, что его загнали в угол, он чувствует со всех сторон смертельную опасность. У него нет потребности в изменении, у него есть потребность в создании ситуации, где, наконец, опасности не будет, где он почувствует себя в безопасности. Это значит, что в принципе его можно купить. Его не обязательно побеждать, брать в плен и там «ломать» – его можно купить, его можно выдернуть из привычной среды, посадить в такое место, где он будет чувствовать себя хорошо, дать ему пост, чин, гонорары – всё, он купился.

Это чётко видно на многочисленных примерах «укронационалионалистов», которые приезжали в Россию на заработки, и сразу теряли всю свою радикальность. И наоборот, будучи изгнаны из России (обычно за свои прошлые «грехи»), они снова становились радикальными украинскими националистами – потому что на Украине они не могут чувствовать себя спокойно, безопасно, комфортно.

Нужно отметить, что лидеры нацистов лично могут обладать другой психологией – не такой, как фашистская масса.

Но нас сейчас больше интересует феномен именно «массового фашиста» как феномен подчинения. Фромм описал на примере Германии, каким образом движение протеста средних слоев, которое изначально носило революционистский характер противостония власти, вдруг быстро переродилось в массовое движение тех же средних слоев, утратившее внутренний революционный потенциал.
Как психоаналитик Фромм пришел к выводу, что здесь срабатывают садо-мазохистские комплексы с преобладанием именно мазохистских, то есть речь идёт о получении удовольствия от подчинения, от потери своей самости, от того, что ты включен в некую систему, которая защищает тебя, пусть она и подавляет, карает, ограничивает тебя.

А внутренняя агрессия (возникающая из-за развития фрустрации) переносится вовне. Здесь срабатывает механизм «переноса». Это объясняет, почему фашистские режимы обязательно втягиваются в какие-то межнациональные, межгосударственные конфликты, даже когда ясно, что это в принципе грозит падением режима. Даже когда ясно, что победа невозможна, они все равно ввязываются – потому что этот «массовый фашист» нуждается в каком-то объекте ненависти, на который он мог бы перенести свою агрессию, ту агрессию, которую он вынужден сдерживать внутри себя, поскольку он уже поставил самого себя в положение мазохиста.

Патологическая «логическая» цепочка крайне проста: жизнь рядового украинца (из тех, кто считает себя «патриотами») ужасна и несчастна, но ненавидеть правительство «нельзя» (потому что Путин нападёт!), поэтому нужно ненавидеть кого-то ещё, кого-то вовне – крымчан, дончан, россиян.
Ненависть к России – это «рационализация», замещение социальной неудовлетворённости и фрустрации на национальную. То есть самообман. В Германии после Версальского мира было абсолютно то же самое явление, названное Ницше «рессентимент» (чувство унижения, неполноценности, обделённости и обиды).

Ещё один термин, введённый Фроммом, в принципе описывающий то же самое явление – это «авторитарная личность». Но это не тот, кто подавляет, а тот, кто безропотно подчиняется авторитету. Авторитарная личность – это по-иному названный «средний человек», представитель средних слоев, мелкий буржуа, обыватель. Авторитарная личность – это личность, которая склонна к подчинению авторитету, для которой авторитет является достаточной психологической силой, чтобы ему подчиниться, это личность, которая сама авторитетом быть не может.

«Страдать безропотно – в этом высшая добродетель и заслуга такого человека. Не в том, чтобы пытаться прекратить эти страдания или, по крайней мере, уменьшить их. Не изменять судьбу, а подчиняться ей – в этом [ложный] героизм авторитарного характера».

И добавлял, что «после прихода Гитлера к власти лояльность большинства населения к фашистскому правительству была усилена добавочным стимулом: миллионы людей стали отождествлять правительство Гитлера с «Германией». В его руках была теперь государственная власть, потому борьба с ним означала самоисключение из сообщества всех немцев; когда все другие партии были распущены и нацистская партия «стала» Германией, оппозиция этой партии стала равнозначна оппозиции Германии».

«…Для среднего человека нет ничего тяжелее, чем чувствовать себя одиноким, не принадлежащим ни к какой большой группе, с которой он может себя отождествить» и которая может его поэтому защитить; а мелкий буржуа всегда стремится к безопасности.

Именно поэтому конформные люди (а это их Фромм называл «авторитарными») ради ложной безопасности начали ассоциировать себя с правящей нацистской хунтой.
Когда-то многие из них были членами КПСС и славили Маркса-Ленина-Брежнева. Такие как Павлычко писали восторженные стихи про «нам сияют звёзды Кремля». Потом власть поменялось и они так же яростно стали сносить памятники Ленину, как до этого их устанавливали (зачастую это одни и те же люди). Верхушка нынешнего киевского режима почти целиком вышла из активистов ВЛКСМ (Порошенко, Кличко, Тимошенко, Турчинов, Тигипко, Тягнибок и так далее).

Точно также именно родители тех, кто больше всего рассказывает сегодня о «страшных сталинских репрессиях», написал больше всего доносов. И сегодня они пишут «патриотические» доносы уже на «пророссийских», «русскоязычных» и «сепаратистов». Это голое приспособленчество, полная конформность.

Если завтра власть поменяется, то вся эта толпа яростных русофобов запишется в русские, первыми получит российское гражданство, постарается вступить в «Единую Россию» (в Крыму это чётко видно – все крымские бывшие «идейные» украинизаторы уже там) и будет самозабвенно писать доносы уже на «бандеровских недобитков» и «скрытых русофобов».
Так что вопрос переформатирования сознания «политических украинцев» предельно прост – это исключительно вопрос власти. Если к власти придут русские, то они мгновенно станут гусскими.

@темы [ политота ] [ психо ]

url • print • Цитировать

Happily ever after

закладки:

цитатник:

дневник:

местожительство: