Где-то в альтернативной Великобритании есть остров Лют, позволяющий своим обитателям семь лет наслаждаться абсолютной безопасностью. Вот, что бы ни происходило: войны, болезни, нашествия – те, кто живут на Люте будут живы и в достаточной мере здоровы, чтобы верить, что остров дает свою защиту. Но раз в семь лет наступает «День Д» - остров требует свою дань: по одному человеку за каждый год. Так было много веков подряд, так есть и сейчас.

Для Нины, супруги лорда Тредуэя, это первый такой день, поэтому для неё «День Д» становится не просто днём дани, которую платит остров, но тем днем, когда она в полной мере осознаёт себя и свое место в этом вот мире.
Всё, что делала Нина до этого на острове, было условным присутствием: она как бы и жила тут, общалась с местными жителями, с кем-то даже приятельствовала, но она не была своей, потому что только тот, кто проживает этот день на острове, становится островитянином.

Анамнез Нины усугублен двумя моментами: она – американка и она – жена «хозяина острова».
Первое важно потому, что в мире «Люта» идет война между Европой и Америкой. И это – слабое место в романе, поскольку оно мутное и невнятное. Эта война нужна была только для того, чтобы нагнать тревожности на читателя и усугубить положение Нины: она не просто не местная, она – почти враг, поэтому недоверие и отчужденность по отношению к ней неизбежны. Но у автора не получилось создать хоть сколько-то убедительный политический фон. Дженнифер Торн попыталась что-то придумать, приплести Китай и Россию, получилось откровенно жалко – не стоило и пытаться. Как по мне, американцев можно недолюбливать и не доверять им просто так, просто потому, что они – американцы. Огород городить явно не стоило.

Второй сложный для Нины момент – супружество с местным аристократом – значительно более удачен. У лорда Тредуэя своя история, связанная с Лютом, и Нину будут ждать дивные открытия, касающиеся того человека, с которым она прожила достаточно, чтобы завести парочку чудесных деток. А ещё её будут ждать иные открытия, которые будут касаться уже её самой: как в любом кризисе, придется обратиться к своему прошлому, как-то его осмыслить, сделать выводы и найти точки опоры, чтобы жить дальше. После «Дня Д», если, конечно, повезет остаться в живых, потому что угадайка «кто же будут те семь человек, которые...» наличествует, щекоча нервы (не очень сильно, потому что к началу «жертвоприношения» читатель никого не знает, никому не сочувствует, поэтому обречен смотреть на происходящее со стороны, что тоже минус автору)))

С образом Нины у меня связаны и другие «но». Этот образ получился поверхностным, хотя всё в романе помогало создать и объём, и глубину. В результате, по кругу размышляя о своей маме, детских травмах, бабуле, своём отрочестве и обучении в университете, семейной жизни – о чём угодно, Нина будто колышется на волнах, не погружаясь особо внутрь. Не получились рефлексии. Получилось долгое и однообразное покачивание. Какие-то крохи выплыли из этих волновых колебаний на уровень констатации фактов, и Дженнифер Торн выдавала эти факты за выстраданные истины, но поскольку они не сопровождались ничем, кроме скачек по кругу, все истины остались пафосными и безжизненными статусами во вконтакте. Очень жаль. Ведь это можно было допилить до конфетки – сам мир Люта позволил озвучить множество очень интересных тем. Тут и про роль аристократии в обществе, и про баланс между правами и обязанностями, и всё то, что крутилось вокруг посыла «я и есть остров», и про честность в игре, и про принятие, и про многое другое – огромная песочница, в которой автор могла бы не просто навалять куличики, но выстроить добротный песочный замок средних размеров и дивных форм. Но что-то пошло не так.

А мир Люта, и правда, занятен. Тут есть древние верования и ритуалы, условная история этих непростых взаимоотношений между островом и людьми, и есть социальный договор внутри общества. Договор довольно прост: если ты пользуешься благом «семилетней неприкосновенности», то подразумевается, что в «День Д» ты должен находится на острове и стать тем, кто участвует в этой жеребьёвке. Жеребьёвке, которой, по факту, нет, ибо если не вмешиваться в процесс, это чистый случай: остров сам заберет те семь душ, которые сочтет подходящими. Впрочем, если ты по своим причинам не готов быть «равным среди равных», ты можешь покинуть остров накануне. Понятно, что островитяне не одобрят такое и будут за спиной обсуждать, но в лицо никто не плюнет.

Ещё социальный договор подразумевает, что поскольку дети не могут быть уравнены со взрослыми, в «День Д» их вывозят с сопровождающими на ближайший к Люту остров, чтобы переждать кризис.
Собственно, история и начинается с того, что семейство лорда Тредуэя пытается уплыть с острова, но у них не получается это сделать. А дальше разворачивается действо.

По факту могу сказать, что это слабоватый, но при этом неплохой роман: он легко читается и следить за происходящим мне было интересно. Но Дженнифер Торн не хватило опыта вовремя остановиться и перестать мямлить в одних сценах и усложнить другие. Или хотя бы договорить эти другие – некоторые моменты тут просто пущены на самотек, какие-то отданы на откуп читательской фантазии, а некоторые из них, например с историей про отца Нины, столь странны, что вызывают недоумение.
Но роман неплох. И концовка изящная.

Эта встреча – как брошенный в стекло камень: небольшая дырочка, от которой в разные стороны расползается мириад трещин, раскалывающих реальность. Только дырочка будет довольно большой, а камней – больше одного.
Собственно, это история о камнях, о трещинах, о том, будет ли хорошо в жизни Кости и хорошо – это вообще как?

Проданная душа – это всегда задел на нечто большее. Ну, если не делать из темы какое-нибудь шапито. И конечно же, у среднестатистического читателя должны возникнуть ассоциативные связи. Они возникнут.
Юлия Купор не скрывает того, что она попыталась «пообщаться» с Булгаковым и «полемизировать» с ним (смело, да), поэтому атмосфера значительной части романа будет приближена к той «воландовщине», которую мы знаем. Тут будет и условный Воланд – теперь он мэр и облечен ещё и формальной властью, и его свита, и Мастер с Маргаритой – в этот раз эта парочка поменяется ролями. Поэтому и сравнение с «Мастером», и поиск параллелей – неизбежны. И надо быть очень решительным молодым автором, чтобы, осознавая подобное, попытаться играть не на своём поле, сделав реальность «не багом, а фичей». Получилось ли у Юлии или нет – тут каждый читатель решит для себя, и, думаю, зависеть это решение будет только от того, насколько сакральна для каждого конкретного человека фигура Булгакова. Лично для меня аллюзии стали дополненной реальностью, в высокие материи и историю цивилизации автор не лезла, в основном сосредоточившись на «святых 90-х», в контекст романа «воландовщина» была встроена ладно и была уместна, так что «общение» с Великим, как по мне, получилось норм, как норм получилась попытка сделать чужое поле своим. И уже на этом моменте я аплодирую: Fortis fortuna adiuvat, и не важно, задавалась ли Юлия Купор такой целью или нет, но теперь её фамилия будет в контексте реальности этой книги стоять рядом с Булгаковым. А это уже ого-го.

Впрочем, обращаясь к самОй истории, есть и другое хорошее – уже не для автора, а для нас-читателей.
Перенесенное действо из столицы в захолустный городишко, которого и на картах-то нет, и оформило иную реальность, и придало какое-то совершенно иное звучание теме – это было неизбежно, потому что и у Булгакова, и у Юлии, город – это отдельный самостоятельный персонаж, который становится, как в первом, так и во втором случае театральными подмостками. Буквально.

Чем хороша и чем сложна подобная проза – неизбежно каждый отдельный читатель вычитает что-то свое. Автор, конечно же набросит несколько идей, о которые можно будет опереться, но читатель всё равно осмыслит их по-своему. Поэтому для каждого по-своему будет осмыслена и театральность «Экземпляра», которой тут в достатке – она будет щедрыми брызгами расплескана по всему тексту. Тут будет Арлекино, который то ли человек, то ли городская легенда, и который тот ещё путешественник по мирам. Тут будет сгоревший в декабре 1881 года в Вене Рингтеатр – отдельная важная локация, многое объясняющая по ходу.
«Вся жизнь – театр, а люди все – актеры», «Смейся паяц, над разбитой любовью» — это очень постановочное произведение, правда. Наверное, поэтому для меня оно стало не просто «книжкой, похожей на «Мастера и Маргариту», но внебрачным ребенком «Мастера» и Горина-Захаровского «Дома, который построил Свифт», с его атмосферой безумщины, через которую предлагается продраться, не для того, чтобы отделить вымысел от реальности (потому что мистический реализм этого не предполагает – там слишком связано одно с другим), но чтобы зафиксироваться на каком-то своём круге этого задорного адочка.

Адочек будет и будет задорным. Я очень не люблю современную российскую литературу за её желание «открыть нам глаза», «показать неприглядную реальность и хтонь». Потому что, как сказала сама Юлия Купор в интервью: «Воскресенск 33 – это метафора России», а «сделка с дьяволом – единственный работающий социальный лифт в нашей стране». Это всё пахнет лично для меня низкосортной либеротой, которая очень любит грязь, «мрак, депрессию, безнадёгу», потому что за счет этого она и харчуется. А раз харчуется, значит её же и культивирует. Например, в своем творчестве. И если автор живет в такой вот России – ну, как говорится, так Юлии Купор и надо. Наверное, заслужила за что-то)))))

Но для контекста романа эта метафора годится – «чистилище от лукавого» не может быть похоже на райские кущи. И человек без души обречен прозябать в своём персональном зауральском «Воскресенске» - выпавшем из времени и застывшем в бесконечном октябре с его грязью и беспросветностью. И тут множество рецептов, как не оказаться в «Воскресенске»: оберегай свою бессмертную душу и наполняй мир светом.
Сама Юлия Купор сказала, что хотела написать роман о Добре и Зле. У неё получилось, да. Тут есть Зло – демонстративное, явное, далеко ходить не надо, оно будет на любой вкус, размер и масштаб. С Добром как всегда сложнее. Не знаю, что сама Юлия видела под «Добром» в этом романе и что для неё есть добро. Но тут каждый определит для себя сам. Например, выбор, или забота, или классическое «Бог есть любовь». Крупицы Добра рассыпаны как зерна: они есть там и здесь, И одна из поставленных перед читателем задач – как у Лукьяненовского Максима, собирающего смыслы – найти эти зернышки в каждом.
Например, в Косте, который как ключевая фигура будет «свой среди чужих, чужой среди своих». Он интересный, он сложный и, думаю, о нем будет о чем поговорить на каких-нибудь встречах книжного клуба.

Но помимо Кости, основной персонаж в этой истории – самый главный Экземпляр – это тот самый мальчик Бастиан, который читает всё это. Поэтому читателю предлагается найти Добро прежде всего внутри себя, принять свои решения и сделать свои выводы.
И это хорошо.

Как хорошо многое-многое другое. Пространство «Экземпляра» - тот самый театр, на арене которого пляшем все мы, поэтому тут будут аллюзии и ссылки на то, что будет считывать (что сможет считать) наш внутренний культурный код. «Твин Пикс», например, или «Достучаться до небес», «Географ глобус пропил» или стишок Джозефа Ритсона про цветочки. И ещё Человек рассеянный и Джон Сноу, «Американский пирог» и Кастанеда, соционика и Шевчук…. Вот, правда, всем сестрам по серьгам – на любой вкус.

Для отдельных ценителей будет будто вынырнувший из мемуаров Давида Львовича Арманда и Натальи Михайловны Гершензон «Всеволод Блаватский – сотрудник колонии, неповторимый, единственный в своем роде человек».)))
Мне понравилось.
Густой, насыщенный текст, красивый язык и смыслы.
Минус за «метафору России» и «социальный лифт» - всё же иногда (очень часто, на самом деле) литераторам лучше жевать, чем говорить. Текстов более, чем достаточно.

Русский ротмистр Матвей Мурин, находящийся в Петербурге в отпуске, вынужден разбираться с тем, что же произошло с его приятелем Прошиным, которого обвиняют в страшном злодеянии.
Собственно, вот.
Тот случай, когда роман очень невелик, но при этом вызывает очень много сторонних мыслей, непосредственно к роману не относящихся.
Поэтому сначала о детективе.
История распутывания преступления в эпоху, когда государевого уголовного сыска ещё не было – дело непростое (поскольку нерегламентированное) и довольно занятное. Оно больше напоминает частно-детективную инициативу, основанную на методе наблюдений и размышлений, поэтому Матвей Мурин будет ездить туда-сюда, говорить с теми и этими, пытаться поиграть в допросы и обыски и всячески шевелить шестеренками.
И если вырезать из романа только эту часть, оставив атмосферу Петербурга начала 19 века, сам детективчик и разъезды в каретах, было бы неплохо, даже занятно, ибо следить за перемещениями Матвея было не напряжно. Это не самый крепкий детектив, он простоват и незатейлив, но при этом почему бы и нет.

Но тут внезапно в поле моего читательского зрения ворвалось всё остальное.

Во-первых, Мурин-младший оказался косплеером Корморона Страйка с его отношениями с больной ногой. Всё, что касалось травмы было столь вторично, что я недоумевала – зачем? Для текста больная нога никаким образом значимой не была, Юлия Яковлева таким вот пошловатым образом пыталась передать физические страдания Мурина? Ну, что ж…Пусть страдает.
И да, я была удивлена, узнав, сколько лет главному персонажу (это было жестко, потому что сразу половине происходящего не верится от слова совсем), но эта оговорка будет лишь в финале, поэтому хотя бы читать это не мешало.

Во-вторых, роман начинается с авторского предисловия, в котором Юлия Яковлева начинает оправдываться за язык и некие «несоответствия» той эпохе. Лично мне несоответствия не мешали, хотя их по тексту можно найти в ассортименте, и касаются они всего подряд: и обмундирования-вооружений, и армейского этикета, и соответствий уставу – их достаточно, чтобы придирчивый читатель нашел то, что будет царапать именно его. Наверняка косяки найдутся и в части отношений между людьми, каких-то кулинарных аспектов и многого другого. Лично моему представлению о том, как там всё могло быть, ничего не мешало, и поначалу было даже странно, зачем авторка привлекла внимание к этим мелочам: очень сложно не думать о зеленой обезьяне, когда просят не думать о зеленой обезьяне. Потом я поняла, что это такой хитрый ход, когда автор превентивно привлекает внимание к косякам, чтобы а) произошло всё авансом, так сказать: «Текст косячный, ну и что же», и б) читатели не придирались к остальному.

А текст косячный. Меня не беспокоило курение и что там ещё, но вот выражения типа: «Не бывает страшных баб, бывает мало водки», «Начальство не опаздывает, начальство задерживается», «Нем всем предстоит учиться истинной демократии, основанной на взаимном уважении прав и суверенности каждого человеческого существа» и прочие «демократически возмутился», глаз резали, отвлекая.

Но и это меня бы не особо огорчило, если бы не "остальное", а именно лютейшая либеральная антивоенная свинья, которую авторка подложила читателям.
И это в-третьих.
Не знаю, наверное, те, кто уже сталкивался с Яковлевой ранее, по детским (Карл!) сказкам о репрессиях, сталинском терроре и прочей задорной чернухе (я посмотрела потом библиографию авторки, это - жесть), знали, с чем могут столкнуться, для меня же это было первым знакомством. Надо было пролистать заранее библиографию, вот что! Ибо хитрожопая стилизация той войны под СВО меня вынес в австрал. Я так и представляла, как авторка с редакторкой гиенят на кухне, как лихо они вот это вот понаписали и издали, и никто, никакой товарищ майор не подкопается, потому что это же не про сейчас, это же про дела давно минувших дней, поэтому никакой дискредитации и прочего.

На деле, Юлия Яковлева лихо набросила на вентилятор грязи, изгваздав и тех, кто воююет сейчас (ибо параллели нынче неизбежны), и тех, кто в тылу, и тех, кто воевал тогда – всем досталось сполна.
А нейтральное авторское вступление «та страна не была идиллией и та война тоже», с которым не поспоришь, по ходу развития сюжета превратилось в поток отрабатываемых методичек, когда по отдельности каждый элемент вроде бы имеет право на существование, но без должных осмыслений, накапливается и склеивается в огромное комьё либеральной лжи и мерзости.
Тут будет и жесточайший ПТСР, и депрессия, и непременные у таких авторок тлен-грязь-безысходность. Юлия Яковлева не брезговала ничем: ни запугиваниями на тему «на войне он убивал, убийство может войти в привычку» (а может и не войти, но, главное, для подобных писателек – заранее нагнать тревожности на читателей), «после того, как балет покинули французские танцовщицы, смотреть там стало нечего» (да, ну, неужели?), «как на погибель гнать, так начальство тебе и «ребятушки», и «отечество святое», а братушки, а как увечье получишь, так пшел вон, пес…», все эти «жертвы искалеченного войной разума», «скользкие от крови груды мертвых» и прочее. Досталось даже дамам, которые кисеты в тылу вышивают за их бесполезность, неуместность и тупость.
Весь текст пронизан вот этим. Весь!
С одной стороны – да, человек с ранением пришел с войны в отпуск, а в Питере будто и нет никакой войны – говорить по нее не принято, высший свет, общающийся на французском, не знает, как себя вести с демобилизованными и отпускниками, и всё не так, как было.
С другой – полнейшее отсутствие точки сборки главного персонажа, никакого достоинства (у аристократа-то?!), никакой рефлексии на тему войны, как таковой, и хоть каких-то зачатков размышлений о патриотизме, родине, враге, защите отечества, смысле происходящего – их просто нет. Плюс, абсолютная идеологическая инфантильность, тотальный беспомощный скулеж на тему «мы не знаем, зачем мы убиваем невинных французиков, они же такие же люди, зачем вот это вот всё, горы трупов и больше ничего не осталось, грязь, всё плохо» - у авторки очень искаженное представление о русской элите того времени (господи, хоть бы мемуары представителей известных фамилий пролистала). Это не про Россию писала Юлия Яковлева, это авторка мысли соевых релокантов, давших по тапкам, отобразила. Грязные, мрачные, беспомощные, растерянные мысли.
И мне очень жаль, что отдельные представители современной русской прозы вот такие. Грязные, беспомощные и жалкие.
Это не книга, это - литературное блядство.
Издательству "Альпина" – минус в карму.

Не заткнула. Тут будут гниющие по лесам трупы, и прочая гнилота.
Детектив такой же слабый, вторичный, ещё и с беспомощной концовкой. А по ходу нехитрого действа на читателя будут вываливаться измышления авторки про «Бой бессмысленный, ничего не решивший…», «зачем французы убивали нас, зачем мы убивали их», «пелось согласно новой патриотической моде по-русски», «зачем воевать, если можно объясниться словами» и прочий мусор.
Тут опять будут понатасканные отовсюду фразы и идеи (например, «молодой человек из хорошей семьи и обладающий средствами должен подыскать себе семью» спёрто у Джейн Остин; тема о том, «как поживает ваш сапог» - из Бриджит Джонс, ну, а сам сюжет очень уж напоминает старушку Кристи).

Есть третья часть, но, как говорится, "никогда больше".

История котика Тома (невероятно крупного, даже гигантского), который по трагической случайности остается без «своих людей» зимовать в горах, в сетере – летнем фермерском домике. Это будет история выживания по-кошачьему, в которой найдется место и бедам, и победам, и трагедиям, и радостям, и опасностям, и очень многому. И, что самое главное, это не просто приключения котика, это очень книга об одиночестве, об утрате значительной части себя, о дружбе и смелости, и каких-то других очень сложных, но понятных и важных вещах.
Тут будут люди. И несмотря на то, что с ходу захочется им всем высказать всё, что думается по их поводу (потому что люди ведут себя, как всегда), но в каждом отдельном случае эти люди будут обычными людьми. И хотя мальчишкам с ружьишком я ремнем по филейной части всё же выписала бы, но поступки остальных с точки зрения нашей, человеческой логики, очень просты. Они просто люди. Поэтому остается за ними только наблюдать, сожалея, что нельзя что-то исправить.
Тут будут животные. И помимо геройского Тома, будет великое множество других и это – книга о них. Ингвалл Свинсос – настоящий норвежский Бианки))) Поэтому у каждого животного будут свои повадки, у каждого свои печали и радости, и на всех мы будем смотреть глазами Тома. Очень интересно!
Глаза Тома – это отдельная тема. Автор немного гений, правда. Двумя, тремя словами или парой предложений, в которых нет ничего эдакого, Ингваллу Свинсосу удалось передать красоту природы: тут есть прекрасные описания, которые и дополняют картину, и иллюстрируют её. И ещё окружающий мир – это отдельное действующее лицо. Просто невозможно не влюбиться в эту реальность!
Тут будут мысли Тома, которые не столько мысли даже, ибо человеческой глубины и рефлексий тут нет: автор очень старался не очеловечивать животное. А есть инстинкты, рефлексы, неуловимые порывы кошачьей души. И читатель проживет долгую одинокую зиму в шкуре кота.

Эта книга невелика – в ней всего 96 страниц, но мы с Марусяо читали её два вечера, хотя можно было уложиться в один. Но, во-первых, мне не хотелось расставаться с прекрасным Томом, а во-вторых, я чуяла всеми моими читательскими тылами, что сейчас начнется то, что книжные блогеры называют «стеклище», и мне (не Машке – у неё нервы крепче моих) надо было подготовиться (и подсмотреть в конец, не без того).
Но несмотря на все мои опасения, автор ни разу не свернул на скользкую дорожку Троепольского и ни одного котенка ради читательских эмоций не убил. Ингвалл Свинсос смог найти здоровый баланс, который как в тексте, так и вне его, называется просто «жизнь». А в жизни случается всякое. Автор не будет давить и вызывать у читателя жалость. Всё получится само собой, потому что и десяти абзацев хватит, чтобы полюбить котейку всем сердцем и начать за него переживать.
Я очень благодарна автору за то, что у него получилось не просто увлечь меня интересной историей, но эмоционально втянуть внутрь. Это были чудесные два вечера, когда мы и грустили, и радовалась, вместе с Томом.

Что касается Нила Геймана, то тут всё сложнее. Ибо книга – это такой Дуглас Аддамс на минималках для первого-второго класса.
Сюжет очень прост: у детей младшешкольного возраста мама уезжает на конференцию, папа – классический папа из историй про пап, которые в быту хуже детей. В результате в холодильнике мышь повесилась, разогреть ужин папа не в состоянии, а чтобы дети на завтрак не жевали хлопья всухомятку, папа, аки Коля Герасимов, дернул в магазин за молоком. Собственно, с этим пакетом молока (судя по его размеру, папа немного не в себе, ибо его на троих не хватит даже на раз) папа и будет носиться по всей книге во времени и пространстве.
Тут будет встреча с пиратами и «фампирами», космическими динозаврами и инопланетянами, будет извержение вулкана, пони, пространственно-временной континуум и игры типа «назад в будущее», о чем папа и поведает детям после благополучного возвращения домой (я бы на месте мамы, отвела папу к наркологу, и не оставляла бы детей с ним – мало ли что).

В целом, история нормальная, местами забавная, местами даже уморительная, опять же переводчику мои сердечки – пришлось потрудиться.
Для мелких читателей есть пространство для полета фантазии, знакомство с временными парадоксами – собственно, свою роль книга выполняет.
Но…
Это книга – погремушка. Она яркая и задорная, в ней резво бегают слоники, но она абсолютно пустая. Никаких эмоций или чувств, никаких рефлексий или душевности, сопереживания, тепла – тут всё это вышло отдохнуть.
Это просто книжка-развлекушка и чистой воды хулиганство.
Плюс, заточена под комикс – поэтому и язык комиксовый, такой… фасеточный, и повествование драное, и литературной ценности никакой.
В общем, идеальная библиотечная книга.

Ах, да. Тут есть жирный минус редактору, ибо ключевая сцена с молоком, переданным во «временную дыру», полностью обесценилась тем, что в первом случае папаша сказал «лови», а во втором – «держи». Ну, как же так! Он должен был сказать одно и то же!